Интервью для The Village Voice.
Интервью: Омар Родригес-Лопес из The Mars Volta о своем новом фильме «The Sentimental Engine Slayer», который дебютировал в Нью-Йорке на фестивале The Tribeca Film Festival.
21 апреля 2010 года
— — Интервью Araceli Cruz;
— — Перевод с английского – metronome charisma;
— — оригинал можно найти [ЗДЕСЬ];
Омар Родоигес-Лопес, пышноволосый, в костюме-тройке мультиинструменталист из The Mars Volta, теперь может добавить актера, сценариста и режиссера к своему внушительному списку достижений. Его кинодебют, «The Sentimental Engine Slayer», премьера котрого состоялась на Роттердамском кинофестивале в феврале,- это история взросления Барлама (Лопес), странноватого двадцати-с-чем-то-летнего девственника и по совместительству упаковщика овощей, который имеет полу-инцестуальные отношения со своей сестрой (Татьян Веласкез). Engine Slayer, где Джон Фрущанте числится исполнительным продюсером, дебютирует на этой неделе на Нью-Йоркском кинофестивале Tribeca Film Festival. На днях, мы связались с Лопесом, чтобы задать ему сколько вопросов о его новой карьере.
В.: Когда ты впервые решил, что хочешь сделать фильм?
Омар: Я всегда делал фильмы. Это то, чем я всегда хотел заниматься, с тех пор как был ребенком. Знаете, сознательно я никогда не хотел играть музыку, потому что я вырос в очень музыкальной среде и в очень музыкальной семье. Так что все играют музыку — мой отец играет, и все семейные сборища концентрируются на музыке. Поэтому когда меня спрашивают о моей музыке, я пытаюсь ясно дать понять, что это не было осознанным решением, это было просто чем-то, что происходило всегда. Но я помню, когда мой отец заимел нашу первую VHS-камеру — я писал истории и заставлял братьев их разыгрывать и все такое, а мой отец был оператором. Так что — да: это всегда было тем, чем я хотел заниматься.
В.: Когда ты нашел идею для The Sentimental Engine Slayer?
Омар: Я полагаю, на ранних стадиях. Это все. Было сделано очень быстро. Фактически, это мой третий фильм. Но он первый покинул гнездо, улетел, и зажил своей жизнью. Но это третий фильм, который я сделал.
В.: выпускались ли где-либо твои предыдущие фильмы?
Омар: Нет, нет и нет. Ни один из них не предполагал публичного релиза. Произошло вот что — было некое подобие бунта моей команды. Так как я сделал три фильма, но им было трудно поначалу понять, что я не люблю делать фильмы для каких бы то ни было целей, кроме как ради самого процесса. Итак, мы бы делали эти картины и это было бы прекрасно, затем бы я их подредактировал, потом показал бы им, а они спросили ‘чудесно, ну а дальше-то что нам делать?’ А я бы ответил, ‘Теперь мы сделаем новый фильм!’ На что они бы сказали, ‘Да, но что мы собираемся делать с первым-то?’ И я бы ответил, ‘Ничего, мы сделали фильм, — это самая важная часть’. Так что все эти фильмы заканчивают свою жизнь у меня в кладовке, как и множество других записей и огромное количество других пректов, которые я делаю.
И наконец, на третий раз у них появилась эта идея, они сказали, ‘Нет, мы хорошо выложились в этих фильмах. Мы понимаем и уважаем твою философию, что главное — процесс, но знаешь, тебе нужно уважать нас, и позволь, крайней мере, иметь этот последний, что мы сделали. Дай нам просто этот последний и отпусти — тебе не придется ничего делать. Мы его разошлем, но если что-то произойдет, ты придешь на фестиваль?’ И я сказал, ‘Отлично, сделайте это’, думая, что он никогда не попадет на фестиваль или что-то такое. А затем, мало помалу, они такие, ‘Ой, тебе нужно подписать эту бумажку, потому что мы его впихнули’. Окей, я подписал бумажку. А затем они сказали, ‘Ты свободен?’ и я ответил ‘Да, да’ и еще до того, как я узнал, мы были в Роттердаме и в тех других невероятных местах.
В.: Есть ли причина, по которой ты хотел оставить работы для себя?
Омар: Когда ты делаешь что-то для себя, ты устраиваешь себе терапию, ты создаешь искусство, ты создаешь «подставь-сюда-любое-слово» — ты создаешь отдушину. Когда ты делаешь что-то с намерением это выпустить, ты делаешь продукт, и в этом очень большое отличие. А искусство постоянно… находится на этой грани между отдушиной, терапией, искусством, или продуктом. Я никогда не помышлял сделать что-либо с записями, которые я делал, и в конце концов кто-то сказал, ‘Ты действительно должен позволить мне это издать’. И я такой, ‘Окей, выпускай’, а это все переменило.
Как и в этом интервью, — теперь я должен говорить о фильме. Все это меняет суть. И теперь, когда я делаю фильмы… Сейчас мы, к слову сказать, работаем над шестым, который, надеюсь, будет снят в октябре — моя точка зрения поменялась. Теперь я думаю, ‘О да, мы отошлем его на фестиваль’. Я думаю, ‘О, фильм окупится’. Так что тут куча задач, которые смешались с оригинальным замыслом, который состоял в том, как полюбить и изучиить себя. До этого все это было моим. С этого момента, оно наше.
В.: Каково это — наконец показать фильм публике?
Омар: Я тебя не знаю, и ты живешь в Нью-Йорке, и ты видел фильм, понимаешь? У нас могут быть два абсолютно разных жизненных пути, но ты связан с фильмом, понимаешь, есть кое-что очень волнующее — знать, что в основе своей мы все одинаковые, у нас у всех одинаковые переживания, у всех одни заботы. И это так захватывающе.
Самым удивительным было то, что я снова начал нервничать. Я не нервничаю, когда играю музыку. Я иду и играю, я могу играть перед тридцатитысячной толпой, и с тем же успехом перед десятью людьми. Я очнулся от этих переживаний и это было так прекрасно почувствовать. Было чудесно ощущать пархание бабочек в животе и чувствовать себя больным… Перед первым показом я трижды ходил в уборную. И это также часть моей самотерапии, потому что вот он я — и сейчас я приступаю к другому этапу, когда фильм все еще продолжает учить меня чему-то. И кажется я сказал директору Роттердамского кинофестиваля, ‘Я так не нервничал с тех пор, как впервые играл перед публикой, а это было в 1988 году’. Я бы выложил кругленькую сумму за такое чувство!
В.: Ты посетишь кинофестиваль Tribeca Film Festival?
Омар: Да, конечно. Сейчас я пристрастился к этому чувству, когда нервничаешь, уж больно давно я такого не испытывал. Теперь мне этого хочется постоянно. Знаете, это такое ощущение, будто ты рос без сахара, а затем кто-то тебе подсунул содовой, и тебе ее снова захотелось.
В.: Это был первый твой опыт в качестве актера?
Омар: Меня не должно было быть в этом фильме. Главный актер ушел за неделю до того, как мы начали снимать. Ну и в связи с тем, конечно, что я не мог заплатить большинству людей, с которыми работал, он сказал мне, ‘Мне предложили оплачиваемую работу, и мне пришлось согласиться’, и конечно я его понял. Так что при таком раскладе, либо проект сворачивается, либо тот, кто написал сценарий играет сам того персонажа, которого он прекрасно знает.
В.: Это полубиографический фильм. Было ли это странно — играть самого себя, в городе, где ты вырос?
Омар: О, это было невероятно! Это было тем, что надо и имело терапевтический эффект. Это все было сугубо личное; а если это не личное, то и не стоит этого делать. Неважно, музыка это, поэзия, рисование, любовь к кому-то, или готовка. Все это личное.
Дом, котоорый показан в фильме, он принадлежит моему брату. За две недели до начала съемок, я сказал ему, ‘Нам понадобится твой дом. Это идеальное место, потому что ты мой брат и я люблю тебя, и ты живешь тут, поэтому именно этот дом’.
В.: Какие фильмы вдохновили тебя на твой стиль создания кинокартин?
Омар: Я люблю все, начиная с фильмов наподобие «Аэроплана» и всех этих глупых комедий и заканчивая картинами Луиса Бунюэля и документального кино. Мои родители были огромными поклонниками Хичкока. Я вырос на строгой диете из Хичкока и Перри Мейсона.
В.: Твой фильм называется «The Sentimental Engine Slayer» (дословно, «Сентиментальный убийца двигателей» — прим.пер.). Ты не обеспокоен тем, что кто-то может подумать, что твой фильм содержит какую-то резню?
Омар: Ух-ты, я даже не думал о таком. Не знаю, я полагаю, это всегда было привлекательным для молодых людей, и это та причина, по которой существует целый рынок хоррор-фильмов. Я никогда не думал о фильме как о хорроре, и я не осозновал, как много взглядов и точек зоения может дать кому-то слово «убийца» в названии. Я имею ввиду название, понимаете, слово «двигатель» — каждая фибра того, что заставляет нас действовать. Дя меня, все это происходит на более психологическом уровне.
